Труппа ищет цирковую студию для съёмок, я вспоминаю детство.
В детстве я болел цирком. Сильно. Непоправимо.
Не знаю, кто виноват в этой моей горячке. Может мать, которая лет в пять показала мне "Мистера Икс", может отец, подсунувший мне в шесть "Без семьи" и "Гуттаперчевого мальчика". Не смотря на трагичность концовок и драматичность сюжета оных, книги были зачитаны до дыр, цитировались и таскались с собой везде.
В восемь я перешёл в другую школу. Рядом с ней была цирковая студия. В неё ходил мой дворовый друг Витька, с которым мы обтирали штаны на всех стройках и воровали яблоки из чужих садов . Почти сообщник.
И одноклассница Ленка, которая даже в 11м не могла сидеть спокойно и ломала стулья посередине урока. Ей там было самое место для сброса энергии.
Я мечтал туда попасть. Как я мечтал. Там были настоящие трапеции, батут, гимнастические ленты и куча прочего реквизита. "Это же почти как на экране." Думалось мне. Кроме того, из этой студии малых забирали по разным несложным спектаклям, тренироваться и привыкать к сцене.
Я сказал маме. Тихо и с надеждой. Мама сказала, что я сошёл с ума, что я сломаю себе шею и отдала меня в карате. Денег на студию у восьмилетнего оборванца конечно не было. Я сжал зубы.
От злости, на первом же занятии, отмутузил какого-то пацана, без всяких там поклонов и каких либо законов единоборства. Бросил кимоно. И ушел.
Каждое моё утро два года подряд начиналось до света на темном школьном дворе. Я проходил всю полосу препятствий, расчитанную на военную подготовку. На руках пролетал над землёй перыпрыгивая со снаряда на снаряд высотой в два моих небольших тогда роста. Лез вверх по железной трубе, пока не касался пальцами последней перекладины. Прыгал в песок. Отжимался. Потом хватал рюкзак и сменку и шел на уроки. Со своего личного поля боя.
С Витьком в свободное время мы продолжали рвать штаны на стройках и воровать яблоки. А он рассказывал мне про трапеции, показывал связки. Я ненавидел его за то, что он так и не предложил меня привести, или хотя бы поговорить с руководителем. Может мать и сломалась бы. У меня тогда были мышцы акробата, растяжка гимнаста. Я верил. Но...
Потом был театр, сначала куклы, ширма, затем настоящие роли, незаметно я вырос и ушел в ролевики. Жизнь поменялась.
К слову сказать, я никогда не был в цирке. Никогда не хотел смотреть на зверей. Мне было с младенчества известно, что им там не всегда хорошо. И останавливало что то. Возможно, близость несбыточного.
Но глядя на выступления ДюСолей уже взрослым, хоть и сидя перед экраном, я почти плакал. Я бы отдал правую руку за возможность творить хотя бы фон такой мистерии. Да чо там... Любой мистерии. И потому я стал мастерить балы, игры, учить танцам. Сублимировал как мог.
Сейчас, глядя на Тимеофцев, я улыбаюсь. Печально, радостно, понимающе. Это счастье быть распятым и связанным. Подкинутым и скрученным. Моя задушенная детская мечта улыбается со дна зрачка взрослого лохматого дядьки.
Мике, как же тебе повезло, Маленький принц.

Труппа ищет цирковую студию для съёмок. Я вспоминаю детство...

В вагоне метро над моей головой высказывание Чернышевского о том, что незнание есть бессилие.
Товарищ конечно же знал, что порой, знание куда более худшее бессилие. Се ля ви.
Мот в наушниках интересуется о делах и предлагает поплясать. Попсово. Я зол.
Я опаздываю на работу. Стоит пережить день и заняться делами труппы. Найти студию для записи. Договорится о времени и оплате. Допить подарок Герра. Поздравить Микеле с премьерой.
День грядет длинный.

Завта работа. Но я пью. За премьеру Тимео и спектакль Герра! Виват Микеле! Виват, мой друг из Череповца! Надеюсь ваш день был лучше моего.

Прочесть последнюю запись в блоге Терренса и материться, материться. Сколько они там выдержали, сколько сделали. На каком энтузиазме выезжали с этими траблами с Карнавалом. Как молчали и улыбались со сцены. Какой раздрай был внутри частм команды. Я знал, что он молчал. Он и сейчас не все сказал. Но эта исповедь постфактум не делает его слабее. Я бесконечно восхищаюсь этим талантливым человеком. Трудоголиком и держателем Слова.
И этот пожар на его День Рождения. Красные склоны и дорога у его квартиры. Он решил, что это знак. Черт, возьми, я бы тоже решил.
Есть ощущение, что сейчас он делает то, что не тянет последние жилы, то что не нужно прикрывать маской, ширмой, тонной грима. Среди друзей, среди близких. Наконец вдыхая. И этот гроб на афише- перерождение.
Друг Саар крепко держит его под локоть. Со спины стоит Вольтер.
Дыши, дыши, Терри! Тебя любят. Тебя ждут.
-----
А я вчера купил на ноябрь билет в партер. И теперь назад дороги нет.

Написать можно так много, что я предпочту молчать.
Просто рядом с колокольцем теперь звезда. И ноябрь обещает быть жарким. Это пожалуй все.

Пора заводить тег.
--------
Слушай, Маленький принц, обними-ка себя и не плачь.
Ну и что, что тебе уже "за" и планета мала? Ну и что? Да, все лисы уходят, у них есть дела. Розы вянут, ты сделал что мог, но она отцвела.
Поднимайся, мой друг, и снимай из стекла свой колпак.
Ну и что, что за дверью не май? Тебя любит толпа.
Балаган пусть и мал, но за то все друг с другом на ты. Шарф бы хоть намотал, ведь опять ухитришься простыть.
Пой, подставь небу лоб, небо хочет тебя повидать. Над шатром так светло, вся поляна - сплошная звезда.
Летчик твой полетает, да сядет долить боли в бак...
Эй, куда ты всей грудью на винт?..
Не сдержался, слабак.
"Я держусь." - говорит -
"Я держу. Понимаешь?.. - Судьба."

5.09.2016я

Есть два проекта. Два, лохматые черти. В обоих меня ждут. Я не знаю, что вообще делать. Смешнооо. Смешно, Мрзд шутит. То ничего, то все.

Разучился спать. Накатывает.
Действие должно рождать хотя бы противодействие, а лучше содействие. Иначе даже Дон Кихот будет смеяться над тобой. Мало времени.

Сегодня утром в четыре, пока эти строчки плелись, не позволяя сомкнкть глаза, некий известный итальянец, зачем то ответил некому дурному господину из России. Последний до сей поры улыбается психушечно.

У ленты затертой ни зрителей, ни бюджета, ни камер, ни текста, ни тайминга, ни повторов.
Он кутает руки в браслеты, платки, манжеты. Он прячет под ворот розарий, шагает в город.
Ему так к лицу д'Орсе в мишуре и блестках фонарных салютовых свечек, перил мостОвых.
Мешаться с воскресной толпою дурным подростком, вернуться домой полупьяным и в полшестого.
Скакать напевая, ступенями вниз. Интакто. Любимый ребёнок в ладонях бульваров людных.
Париж так огромен и мал,
что столкнуть бестактно двоих на углу Тур-Мобур, велика ли трудность?
С размаху чумной головою, почти что лбами, до искр из глаз, что влажнеют, куда не спрячь их.
Чтоб вдруг задохнуться сорвавшись с ami' на 'ami, списавши на хмель всю пощеченность скул горячих.
Виня параллельность путей и чертей и бога, ладоней неслушность, что смели найти ладони, к стене прижиматься смотря, как встаёт на ноги рассвет за его плечами, как все в нем тонет.
"Зачем обкорнался, дурак, не идёт как, боже! Артурова свита тебя засмеет к премьере."
Снимает с запястья тряпицу, не тронув кожи.
" К чему тебе столько? Не против? Возьму примерить."

1.09.2016

автор рисунка неизвестен, но дай Небо ему здоровья и сил.

Как же хочется курить.